О своей оценке правовой ситуации, в которой оказались российские СМИ, рассказал секретарь Союза журналистов РФ Михаил Федотов.
Роскомнадзор делает вид, что выполняет свои функции, а общество — что оно с этим соглашается.
О своей оценке запретов, которые преследуют российские медиа после 24 февраля, в эфире подкаста «Росбалта» «Включите звук» рассказал секретарь Союза журналистов России Михаил Федотов, в прошлом министр печати и информации РФ, экс-глава Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) и один из авторов первого закона о печати, принятого в СССР в 1990 году. Полностью беседу можно послушать здесь.
— По мере развития трагических событий на Украине российские негосударственные медиа попали под серьезное давление. Началось все буквально 24 февраля, когда Роскомнадзор (РКН) информировал СМИ, что при подготовке публикаций о спецоперации они должны «использовать информацию и данные, полученные ими только из официальных российских источников». Многие эксперты и журналисты высказывали мнение о том, что это фактически означает введение цензуры. Вы согласны с этим?
— Конечно, это не цензура. Что такое цензура, написано в ст. 3 закона о СМИ. Там четко сказано, что она имеет два вида. Первый: требование предварительно согласовывать материалы и публикации. В этом сообщении РКН требований согласовывать с ним публикации до того, как они появятся в газете или на ТВ, нет.
Цензура второго вида — это наложение запрета на распространение той или иной информации. Здесь тоже нет такого прямого запрета. Однако здесь есть другое требование — ограничить свой поиск информации исключительно официальными источниками. Это не соответствует закону, в котором такого ограничения нет.
У нас есть два специальных закона, которые были приняты лет двадцать назад, ФЗ «О военном положении» и ФЗ «О чрезвычайном положении». Там прописана возможность в условиях чрезвычайного или военного положения вводить цензуру, приостанавливать деятельность СМИ, ограничивать работу типографий, радиостанций и т. д. Эти меры вполне возможны, но только по закону. Если бы у нас сейчас было введено военное или чрезвычайное положение все бы строго соответствовало этим законам. В указе президента о введении, например, военного положения могут быть прописаны конкретные меры ограничения свободы средств массовой информации.
Это соответствует и нашей Конституции, которая предусматривает такие ограничения в условиях чрезвычайного или военного положения. Если государство действует в соответствии с этими двумя законами, то проблем с ограничением свободы массовой информации не возникает. Эти ограничения становятся абсолютно естественными, законными и понятными.
Важно, чтобы в случае введения подобных запретов, это происходило на определенной территории и в определенный срок. После того, как, например, военное положение отменяется, эти меры тоже заканчиваются.
На мой взгляд, в этом есть большой смысл. Это вполне укладывается в ту конструкцию, которую я сформулировал для себя на основе важного исторического факта. Закон «О печати и других СМИ» был принят 12 июня 1990 года. Этот день является очень значительным в российской истории. Мы каждый год 12 июня отмечаем день, который сначала назывался «Днем государственного суверенитета РФ», а позже — «Днем России».
Вот так история распорядилась, что в один и тот же день, в московском Кремле были приняты два исторических документа: «Декларация о государственном суверенитете РФ» и закон СССР «О печати и других СМИ».
История нам четко объясняет, что российская демократическая правовая государственность, рожденная в 1990-м году, теснейшим образом связана со свободой массовой информации, свободой печати. Если свободе печати наносится ущерб, то одновременно ущерб наносится и российской государственности. Если российской государственности наносится ущерб, то одновременно наносится ущерб и свободе массовой информации.
На мой взгляд, два ФЗ о чрезвычайном и военном положении очень четко проводят эту линию. Если государству трудно, то свобода массовой информации может быть ограничена.
— На сегодняшний день в России ни в одном регионе не введено ни чрезвычайное, ни военное положение. При этом все тот же Роскомнадзор 26 февраля официально потребовал удалить в различных медиа материалы, в которых некорректно, с точки зрения чиновников, освещались события на Украине. Как следовало из письма, недопустимо называть специальную военную операцию иными терминами. Фактически, был введен запрет на определенные слова в прессе. Как это можно оценить с юридической точки зрения?
— Во-первых: запрет на определенные слова уже давно у нас появился. Как и всякие вредные для организма клетки, он имеет способность к размножению и проникновению в другие части организма. Началось это с того, что нельзя было без маркировки называть общественные организации, которые были признаны экстремистскими, и чья деятельность была запрещена.
Уже тогда было понятно, что запрет слов бессмысленнен. Если нельзя сказать без маркировки, что члены такой-то партии где-то собрались, то можно, например, сказать, что это сторонники Эдуарда Лимонова. Смысл будет тот же самый, и аудитория поймет, о чем идет речь. Тем не менее, называть эту организацию без маркировки было нельзя. Что делать в такой ситуации? Запрещать употребление фамилии Лимонов без маркировки? Тогда как продавать лимоны в продовольственном магазине? Как писать: «Цена лимонов (организация запрещена в РФ)»? Смешно.
Конечно, эта идея с маркировками, запретом слов, к сожалению, не нова. Она, безусловно, бессмысленна. От того, что вы вместо одного слова пишете «Роскомнадзор», что изменится? РКН делает вид, что он выполняет свои функции, а общество делает вид, что оно с этим соглашается. От того, что мы друг друга обманываем, ничего хорошего не получается.
Во-вторых: табу на использование названий запрещенных организаций или иностранных агентов без положенной маркировки в законодательстве есть. Запрета на использование определенных слов, о которых мы с вами говорим, в законодательстве нет. Это правоприменительная инициатива органа, который не наделен правом законодательной инициативы. РКН не может вводить новые законодательные нормы и подменить собой Федеральное собрание РФ.
— Как же тогда появляются на свет все эти инициативы Роскомнадзора?
— Я понимаю, почему они это делают. Они исходят из того, что у нас особое положение, но закона о таком положении нет. Есть закон о чрезвычайном положении, о военном положении. Надо действовать в соответствии с законодательством, а не придумывать какую-то самодеятельность. Это же касается и требования к журналистам использовать только официальные российские источники. Откуда они это взяли? Из какой нормы закона это следует?
Я понимаю, когда, например, проводится контртеррористическая операция. Порядок сбора информации на территории, где она проводится, определяет ее руководитель. Так написано в законе. В нашем случае контртеррористическая операция не объявлена, а РКН не является ее руководителем. Я всегда призываю к одному: все должно делаться строго по закону. К сожалению, это не очень получается.
— Дайте, пожалуйста, оценку новому законопроекту о внесудебном прекращении деятельности средств массовой информации Генпрокуратурой. Его могут принять уже 18 мая.
— Я знаю этот законопроект. Очень надеюсь, что он будет отклонен, но он может быть и принят. Как сказал один знакомый депутат Государственной думы: «Мы можем принять любой закон!». Они в этом действительно убеждены. Я тогда ему сказал: «Так примите тогда закон об отмене на территории России закона всемирного тяготения. Вам при жизни памятник поставят».
— Он понял, о чем идет речь?
— Не знаю, понял или нет (смеется). Во всяком случае, эта убежденность, что парламент может принять любой закон, очень опасна. На самом деле, законодатель может принять только такой закон, который разрешает ему принять Конституция. Он не может произвольно выйти за пределы ведения, установленные Конституцией, ни нарушить права граждан, гарантированные Конституцией. Не может. Законодатель связан Основным законом страны. Это один из краеугольных камней верховенства права.
В свое время президент Путин очень часто употреблял словосочетания «диктатура закона» и «верховенство закона». Именно так и должно быть. Только закон, который соответствует Конституции. Тот законопроект, о котором вы спросили, конечно, нарушает Конституцию.
Когда я с ним познакомился, то понял, что его «писали на коленке». Наспех. Там даже абзацы повторяются. Все, что можно перепутать, перепутано. Они хотят во внесудебном порядке признавать свидетельство о регистрации СМИ недействительным. Как это можно сделать? Если вы хотите закрыть СМИ, вы должны обратиться к 16-й статье закона «О средствах массовой информации», где говорится о порядке прекращения выпуска СМИ.
Уже с 2002 года есть возможность закрывать СМИ по инициативе прокуратуры. В соответствии с законом «О противодействии экстремистской деятельности». Там как раз прописано право органов прокуратуры обращаться в суд после одного предупреждения (или вообще без предупреждения) о прекращении выпуска СМИ. Если вам надо закрывать медиа, то закрывайте по 16 статье.
Зачем придумывать новые механизмы через признание недействительным свидетельства о регистрации СМИ? Это все равно, что вместо смертной казни предусмотреть выписку свидетельства о смерти. Абсолютная безграмотность. Люди, которые пытаются переделывать закон о СМИ, видимо, его вообще не читали. Это непрофессионально.
Беседовал Петр Годлевский